Четыре года. Возраст, в котором начинаешь себя хоть как-то осознавать, и остаются в памяти первые воспоминания. Ковыряющаяся в кукольном домике сестра. Модель паровоза по кругу бегает по маленьким рельсам. Мама отбирает лишнее печенье, чтобы на лице не высыпала красная сыпь.  Семейная фотосессия, после которой Райли получает мороженое, за то, что пристально наблюдает за блестящим круглым глазом. Тогда еще никто и не догадывался, что спустя десяток лет идиллия развалится и отец с двумя дочерьми будет вынужден покинуть один из крупнейших городов – Гамильтон, и вернется на историческую родину, в небольшой городок, тихое и спокойное место. Как раз в такое, где предпочитают обитать настоящие монстры.

Райли рассматривает свое  обнаженное тело, стоя возле высокого зеркала, запершись в общей на двоих комнате, даже окошко закрыв плотными шторами.  Отражение вызывает отвращение – что-то худое, невнятное, неоформившееся, испрещенное синяками на тех местах, где просто так в быту не ударишься. Багровые подтеки напоминают следы пальцев от остервенело вцепившихся ладоней, желтоватые заживающие пятна свидетельствуют о своем неоднократном появлении на коже. Что бы с ребенком не происходило, было вполне систематическим.

- Расскажешь – и её ожидает такая же участь, и даже еще хуже. Мне будет достаточно только тебя, Райли. Конечно, если никто ничего не узнает.

Поэтому подросток хранит тайну. Улыбается, встречая вернувшихся с соревнований отца и Эстер. У Райли всегда все хорошо, а глаза красные от приступов аллергии. Синяки и ссадины он(а) объясняет природной неуклюжестью. Сестра радостно сообщает, что через три недели второй этап конкурса и они снова уедут. Зрачки расширяются от ужаса и осознания того, насколько коротким будет затишье.

Та же опустевшая в отсутствие Эстер комната. Отчетливо щелкают предназначенные для шитья металлические ножницы, вытащенные из бабушкиной корзины с рукоделием, а на старую газету беззвучно осыпаются длинные рыжие локоны. Убрать все, что может ЕГО привлекать. Спрятаться в бесформенную одежду. Начать заниматься спортом. Под кроватью уже покоится пара килограммовых гантелей. Райли обещает себе, что скоро сможет дать отпор и вежливо ногами объяснит дядюшке, что время произвола закончилось.

Этот ухоженный с виду домик и его стены заставляют все время озираться, давят историей, хранимой в своих стенах. Райли пытается оставить его в прошлом, проводит под крышей все меньше времени, устраивается мыть машины и подавать инструменты в автомастерскую. Будь его воля, оставался бы там ночевать, но раз требуется соблюдать правила, пробирается в давно продающийся дом, разломав хрупкий замок задней двери и устраивает там временное прибежище.

Для того, чтобы избавиться от ночных кошмаров, подросток начинает принимать запрещенные к открытой продаже вещества, и ему нет даже дела до того, как называется очередная дрянь, главное –   застилающий туман глаза прячет искалеченное прошлое, и уж гораздо предпочтительнее развалиться в очередном приходе, чем рыдать, сворачиваясь на полу в позе эмбриона. Райли даже не против умереть, вот только кишка тонка даже просто для того, чтобы вызвать у себя передозировку – он каждый раз точно выверяет количество препаратов, силы воли хватает лишь для того, чтобы стоять и смотреть вниз на краю крыши или в черную манящую глубину. Все еще слабак, не способный ничего доводить до логического завершения.

Опомнившийся родитель бросается искать заплутавшее дитя, находит, при помощи полиции, возвращает в школу и приводит к психологам. Выясняется, что у Хоук оказывается запущенное воспитание, очень сложный характер, нескрываемая агрессия, ничем не обоснованные приступы истерии.  Желания переубеждать кого-то в заблуждениях уже не остается, Райли ставят на школьный учет, но не исключают, а лишь отстраняют от занятий время от времени. Пророчат отнюдь не светлое будущее.

Комната становится темницей. Таблетки, транквилизаторы, чтобы вправить мозги рвущейся на свободу натуре. Ухмыляющийся дядюшка схлопотал однажды перелом челюсти, ошибочно предполагая, что под успокоительными Райли вновь станет покорной овечкой, оставленной на растерзание. Помня давний уговор, Хоук молчит о причинах ненависти к этому мужчине, не позволяя тому даже посматривать в сторону сестры. Теперь необходима реабилитация, что ж, как вариант - наврать всем с три короба о проблемах с гендерной идентичностью, мол, хочу оставаться отныне мальчиком, обращайтесь со мной соответственно – и никаких проблем не возникнет. Версия принимается на ура, становится удобной для семьи и последний год до совершеннолетия проходит в относительном спокойствии.

Едва получив законные основания, Райли прихватывает сестру, вещички, и заявляет – отныне мы живем отдельно – и умоляюще оглядывается в сторону Эстер, высматривая в ее глазах поддержку, которую, с облегчением, обнаруживает. Вдвоем они снимают небольшую квартиру, и соглашаются, что такое решение является лучшим в их жизни. Каждый пытается развиваться в своей отрасли. Высшее образование Райли не интересует – он возвращается в автомастерскую, чтобы на практике, а не по бумажкам изучать профессию, и перспектива работать руками его вовсе не пугает – весь перемазанный в машинном масле и мазуте он даже совершает определенные успехи, учится водить машину и успешно сдает на права.

- А что бы ты хотела в подарок? - обезоруживающе прямо спрашивает Райли Хоук светловолосую официантку, принимая темный лагер из ее рук. Он бывало нарочно выгадывал время, чтобы заходить в «the legend 1707» когда выпадала смена Барбары, просто потому что в ее обществе чувствовал себя максимально непринужденно, вольно и расковано. Ну и блондинки ему больше нравились, да. С удовольствием полюбовавшись ее замешательством, Хоук добродушно посмеялся и пустился в более подобные объяснения. Райли напомнил про предстоящую ярмарку, посвященную рождественским праздникам, которая проводилась в соседнем городе, и упомянул о своем желании неожиданно преподнести какой-нибудь приятный сюрприз своей сестре, из того, что не найдешь в местных лавках да и не закажешь по ebay. Неплохим вариантом должно было стать нечто крафтовое, уникальное, созданное своими руками местными мастерами, которые вложили бы в изделие частичку собственной души. Проблема заключалась собственно в том, что механик очень хреново разбирался во всяких затейливых мелочах и без взгляда со стороны выбрал бы что-то аляповатое и безвкусное. По его собственным вещам легко можно было догадаться, что тот же ежедневный гардероб подбирался по незамысловатому принципу: не грязное, не сильно помятое, значит, сойдет. Эстер же была созданием гораздо более утонченным, и если вдруг Райли появлялся на людях в чем-то друг с другом сочетающемся, где чувствовалась какая-то задумка, сразу становилось понятно, кто приложил к этому руку.

Так что да, признаваясь перед Барбарой в собственном бессилии насчет всей этой волокиты с подарками, Хоук очень надеялся найти отклик с ее стороны, а потому долго не раздумывая, предложил подогнать выходные, поменяться сменами со своими напарниками и вдвоем смотаться в соседний город на бесплатном автобусе. Вот только по превратности судьбы раньше самой предрождественской ночи ни той ни другому договориться о выходном не удалось, поэтому вместо того, чтобы под разноцветными огоньками обмениваться заготовленными сюрпризами, Райли, под недоуменным, расстроенным и разочарованным взглядом сестрицы наспех собрался, прихватил рюкзак, наличные, и растворился в сгущающихся сумерках, ничего толком не объясняя, отмазавшись возникшими неотложными делами.

- Холод собачий, - ворчит он под нос, застегивая куртку под самый подбородок, направляясь к автобусной остановке. Приблизившись, он оглядывает собравшихся. Немного нашлось желающих отметить ночь перед рождеством на трассе в лесу, да и эти какие-то странные. Сидели бы дома, разрезая ароматную индейку, да придумывали бы желания. Впрочем, разгадывать людские мотивы Хоук все равно не собирался.

Выцепив взглядом знакомую женскую фигуру примерно его же роста, парень подходит к Барбаре, и без предупреждения обхватывает ее за плечи, буквально заграбастав в объятия: - Бааарб... - протягивает он имя девушки, уткнувшись в распущенные светлые волосы, упорно следуя своей любимой традиции появляться  вкупе с эффектом неожиданности. Кожа на ее лице ледяная, будто официантка натирала щеки снегом. Подсознательно это вызывает беспокойство. - Давно тут стоишь?

В очередной раз запамятовав в какой именно карман он положил девайс, Райли выпускает блондинку и начинает похлопывать по куртке и джинсам, в поисках мобильника, отличающегося длинной трещиной на экране. Цифры, показывающие время, утверждают, что до предполагаемого отбытия остается шесть минут. Это конечно же при условии, что их автобус не опоздает, на что надежды особой не было.

Но вот и прибывший транспорт, в относительно ушатанном состоянии, равно как и вывалившийся из него мужчина. Большего от городского муниципалитета ждать было бессмысленно.

- Привет, Барри, - фамильярно и максимально на контрасте с только что услышанными инструкциями Райли здоровается с водителем, кивая ему и проходя в салон автобуса, будто бы этот неприглядный мужлан приходился ему достопочтенным дядюшкой или каким-нибудь крестным. Будь Хоук немного младше, еще бы и посмеялся над такими четкими указаниями и обязательно нашел бы где чем и как незаметно нацарапать парочку похабных слов, чистого озорства ради. Сейчас же с ним была  еще и спутница, так что пацан только ухмыльнулся вослед промелькнувшим мыслям. Ей-богу, чисто школьная экскурсия.

Выбирать места в салоне Райли благополучно не доверил Барбаре, опередив ее на входе и бухнувшись в отозвавшееся тяжелым радикулитным скрипом кресло, располагавшееся в передней части автобуса. Признаваться в том, что его жутко укачивает на последних сидениях он, разумеется не стал,  а принялся удобно размещать под ногами потасканный и видавший виды рюкзак, который ухнул на пол так, что металлическим эхом отозвались стукнувшиеся друг о друга жестяные банки с пивом.

- Успела поужинать? - достаточно громко и практически на весь автобус интересуется Райли состоянием подруги. Сам он, перехватив едва ли пару кусочков из того, что оставалось в холодильнике, предпочел запихать в рюкзак с собой несколько пачек всякой гадости, что обычно продают на заправках. На себя и на Барбару.